Лидия Тарасова очаровательная мама двух близняшек Арины и Лизы, пишет сказки с самого детства. Лидия рассказывает, что папа называл её Астрид Линдгрен. Лет в 11-12 написала сборник коротких рассказов про животных. В юности, конечно же, возникла тема любви, немного прозы, посвященная любви. Рождение детей вдохновило и побудило начать писать.
Лидия, почему решили писать сказки?
Такой формат родился сам по себе. Гуляла как-то по парку с коляской и в голове появился образ первой сказки. Записала, получилась миниатюра с волшебным сюжетом. А в след за ней и все последующие.
Сложно ли писать сказки? Откуда черпаете вдохновение?
Мне скорее сложно не писать сказки. Специально не выдумываю ничего. Это трудно объяснить. Но образы, сюжеты, диалоги чудесными образом сами возникают в моей голове. Я лишь успеваю записать да немного оформить. Очень вдохновляет наша северная природа и люди. В моих сказках многие персонажи имеют реальный прототип.
Как ваши дети реагируют на сказки?
Пока читаем малышковые стихи и сказки (репка, колобок, три медведя, теремок и т.д). Дочки очень любят, когда “на ходу” придумываю сказку. Собственно так и появилась моя первая детская сказка “Малыш медвежонок”, полюбившаяся и другим детям.
Вы верите в чудеса?
Обязательно! Чудеса сплошь и рядом, надо просто их разглядеть!
1
******
В сердце леса темно и прохладно. Сюда приходят звери в поисках последнего сна. Здесь собираются лесные духи перед долгой зимой. Туда бежит девчонка – босыми пятками по сизому мху, прыжком через овраг да напролом сквозь колючий шиповник.
Дерево-брат шелестит листвой. Жизнь течёт по спирали в его могучем стволе: виток за витком, кольцо за кольцом и так до самой бесконечности. Рядом с ним ты всего лишь потерявшийся весенний медвежонок, выпавший из гнезда птенец-кукушонок, ты всего лишь девчонка, забывшая торбоса.
– Сколько тебе лет?
– Семь-десять или больше…
– Поторопилась… Голубица ещё не поспела. Наступит осень, тогда приходи. Так уж и быть, покажу тебе вечность. . .
И где-то сквозь сон: “Эй, да торбоса не забудь!”
2
***
Раз в год. Зимой. В самую морозную ночь. Когда заяц зарывается по уши в свой схрон, а вьюга белой нитью подшивает подол неба к краю земли, наступает время совиных песен. Все лесные птицы и звери замолкают до восхода солнца. Одна лишь старуха-сова, распушив оперенье, то громче, то тише, будто оживший бубен шамана, задает ритм той ночи. Повинуясь ему, обитатели верхних и нижних миров оборачиваются серебристыми оленями, бурыми медведями да чёрными тетеревами, чтоб попасть на землю, снова ощутить свежий ветер, белый упругий наст, и этот шаманский ритм – дыхание жизни.
“Така-така-там”, – отбивает в такт ногой хозяйка леса. Она распускает один за другим снежные стежки да внимательно следит, чтоб все, кто пришел на зов совы, к утру нашли дорогу назад. Не место им среди живых. Така-така-там.
3
***
Есть на свете такие края, где зимой дни и ночи одного цвета. Будто бы ночь обретает там свою вечность. И всё живое замирает. И даже лес уходит с головой под одеяло смотреть разноцветные сны. В глубине этих снов распускаются первые весенние цветы, соком наливаются луговые травы и спеет на кустах голубица.
Тихо-тихо бежит по снегу мышь – не потревожить бы. Тихо-тихо крадется за ней по сугробам лиса – не побеспокоить бы. Тихо-тихо хватает на лету добычу сова – не разбудить бы. Дыхание леса легкое и спокойное, “Бу-туп-бу-туп-бу-туп”, – бьётся его сердце.
Но вот что-то меняется. Стонет и мечется во сне лес. Там, где только что росла голубица, лютует пламя. Словно свирепый шатун, набросился красный петух. Рвет он и кусает, дотла обгладывает деревья. И мёртвой хваткой вцепился в горло едкий дым.
Раненым зайцем кричит лес. Загнанным волком рычит лес. Угодившим в капкан медведем ревёт лес.
“Тшшшш”, – говорит тогда лесная хозяйка, проводя ладонью по мохнатой сосновой морде. Она достаёт из кармана луну и вешает её на небо. “Аааооум”,- затягивают лунную мантру волки, и волшебные звуки её гонят прочь дурные сны.
Ведь даже если ночь вечна, в кошмарах нет никакой правды.
4
***
Однажды женщина с Севера обнаружила в себе Вселенную. Она проснулась рано утром и поняла, что руки её не руки вовсе, а реки. Ноги не ноги, а земли. Где-то внутри неё зашевелился никогда неведомый океан. Вот уже и дыхание её не дыхание вовсе, а шепот волн.
Вышла та женщина из своей яранги, подставила лицо свежему весеннему ветру и улыбнулась. Ветер обнимал её всю: со всеми холмами и равнинами, полями и лесами, заячьими тропами да дикими травами.
«Всё это – жизнь, – сказала она сама себе. – Новая жизнь».
5
***
В закоулках августа под сонное бормотание предзакатного солнца рождается новая осень. Ловкая как белка, прыгает она с ветки на ветку, с дерева на дерево, цепляется за пушистый хвост пролетавшего мимо брата-ветра и взлетает в небо. Там, притворившись уткой, прибивается в клин перелётных птиц да, заслушавшись их песнями, тихонько барабанит в такт по крышам “там-там-там-така-там-там-там”…
Старый тунгус, услышав эту песню, ставит воду на огонь, толчет в берестяной ступе горькие травы и кислые ягоды. А когда на его порог ступает долгожданная гостья, он протягивает ей ещё дымящийся отвар и молча кивает – “пей”. Гостья делает глоток, и первая седина гусиным пером ложится на ее виски.
Старик стелет ей медвежью шкуру, а сам устраивается возле огня, закуривает трубку и заводит древнюю как мир сказку. Тонкой нитью вплетается в сказ слово за словом, история за историей, судьба за судьбой, неводом затягивая в глубины крепкого, терпкого белого сна.
Засыпай, чтобы снова проснуться. Умирай, чтобы снова родиться. Всему есть своё время.
Источник: kerekuo.ru
